Смерть

Смерть #

Между тем, старая болезнь давала о себе знать. Неделями Марат не выходит из своего жилища на улице Кордельеров, почти не покидая ванны, которая одна дает ему какое-то облегчение от жестоких болей. Симона Эврар, его тридцатилетняя гражданская жена, преданно ухаживает за ним. Поставив поперек краев ванны деревянный брусок, Марат оборудует себе своеобразный письменный стол, на котором пишет свои зажигательные статьи и воззвания. Как и полагается Другу народа, он отчаянно нуждается, едва сводя концы с концами, чтобы издавать свою газету. Проблемы со здоровьем, проблемы с финансами не только не покидают его, но скорее даже обостряются в дни триумфа.

В эти дни его часто посещают делегации различных клубов. «Мы видели нашего друга Марата; он очень тронут вашим вниманием. Мы застали его в ванне; около него стоял столик с чернильницей и газетами; он занимался общественными делами. У него, собственно говоря, не болезнь, а недомогание; его, скорее всего, губят слишком пылкие порывы патриотизма» — говорится в отчете делегации якобинцев, посетившей Друга народа за день до его смерти.

Субботним утром 13 июля в дверь Марата постучали. Открыла Симона Эврар. На пороге стояла эффектная, очень хорошо одетая молодая девица (предание гласит, что она была очень красива; отнесемся на этот раз к преданию некритически, хотя знавшие ее лично с преданием несогласны), заявившая, что желает видеть Друга народа, чтобы передать ему лично некие важные сведения. Симона насторожилась. «Друг народа болен и не принимает», — сухо заявила она. Девица ушла с возмущенным видом.

В тот же день через рассыльного Марат получил письмо.

«Гражданин, я приехала из Канна. Ваша любовь к отечеству заставляет меня предположить, что вы с интересом узнаете о несчастных событиях в этой части республики. Я приду к вам около часа. Будьте добры, примите меня и уделите мне минуту для беседы. Я предоставлю вам возможность оказать большую услугу отечеству.

Мария Корде».

Вечером в дверь снова постучали. Открыв, Симона Эврар увидала все ту же девицу, разодетую пуще прежнего, только что от парикмахера, с новой прической. «Гражданин Марат не принимает!» — «Это возмутительно! Это невозможно! Друг народа должен был получить мое письмо!» — громко кричала незнакомка. Услышав шум, Марат велел пустить ее к себе, прямо в ту комнату, где он принимал очередную ванну.

Это было тесное и темное помещение с кирпичным полом. Напротив ванной Марата висела большая карта Франции, над нею — два пистолета дулом к дулу; над пистолетами большими буквами было написано: «СМЕРТЬ».

Разговор длился около пятнадцати минут, но истории осталась известна лишь финальная часть. Шарлотта изъявила желание назвать поименно всех канских заговорщиков, Марат взялся за перо, уверив ее, что теперь их ждет гильотина, и успел записать на листе бумаги несколько фамилий. Посетительница выхватила из корсажа большой кухонный нож и вонзила его в грудь Марату. «Ко мне, друг мой, ко мне!» — хрипло вскрикнул Жан-Поль и уплыл на своей ванне в вечность.

«Смерть Марата». Знаменитая картина художника Давида

Пускай история и запомнила его Другом народа, сомнительно, чтобы он обращался в эти минуты к хрестоматийному предмету своей дружбы. Ясно, что он имел в виду верную Симону или комиссионера Лорана Ба, находившегося тогда в его доме. Тем не менее, заманчиво представить, что в последнее мгновение Марат обратился непосредственно к народу, как бы желая спаять его воедино своей смертью — не сплочение ли народа считал он делом своей жизни, и не провидение ли подсказало ему последние слова, что бы он сам не имел в виду? «Ко мне, mon ami, ко мне!» Исполненный символизма финал великого человека. «Я добиваюсь славы, чтобы принести себя в жертву отечеству», — писал он некогда. Следует признать, гражданин Марат в полной мере реализовал все свои устремления.

Во всей обстановке убийства Марата есть что-то невыносимо эротическое. Надушенная красавица в белом платье, с огромным ножом в изящной руке; скрюченное голое тело в ванной, окровавленная простыня; шепот, хрип, плеск воды… Сюда добавляются показания бесхитростного Лорана: «Я повалил чудовище на пол и держал его за груди…» Да, уход Марата был обставлен с тем символизмом, который не может быть придуман нарочно. Многие рисунки того времени изображают сцену убийства совсем по-другому: Марат, прилично одетый, сидит на софе или лежит в кровати; на некоторых гравюрах он даже принимает ванную в одежде! Нравы восемнадцатого века, особенно за пределами революционной Франции, были слишком закрепощенными, чтобы правдиво говорить о том, как произошло убийство. Даже мертвый, Марат оставался революционером.

Давид, «Марат, Друг Народа»

Опись имущества покойного показала, что все его сбережения составили ассигнация в 25 су и две мелкие серебряные монеты. Этого, конечно же, было недостаточно, чтобы оплатить многочисленные долги по его знаменитой грозной газете. Республика взяла их на себя.

При обыске девицы Корде было найдено «Обращение к французам, друзьям законов и мира»: «О Родина! Твои несчастья разрывают мое сердце!» и т.п., вполне в духе времени. Булавкой к нему было прикреплено метрическое свидетельство: Шарлотта жаждала славы, пусть даже посмертной. Среди бумаг, найденных в ее гостиничном номере, находилось письмо, написанное на тот случай, если ей во второй раз не удастся добиться аудиенции у Марата: «меня преследуют за дело свободы. Я несчастна, и этого достаточно, чтобы я имела право на Вашу защиту». Упирать на жалость ей так и не понадобилось. Конвоируемая из дома Марата, перед лицом бушующей толпы («Мы порвем ее на куски!» — кричали осиротевшие поклонницы Друга народа) она вела себя исключительно мужественно. Столь же мужественно она вела себя на допросе.

«Я убила не человека, а хищного зверя, пожирающего всех французов». «Кто смог внушить вам столько ненависти?» — «Чужой ненависти мне не требовалось, с меня довольно было своей». Диалог вполне в духе ее дедушки Корнеля, знаменитого драматурга.

Уже через день после ареста девица Корде обратилась в Комитет общественной безопасности с просьбой:

«Так как мне осталось жить еще несколько мгновений, то могу ли я надеяться, граждане, что вы позволите написать с меня портрет; я хотела бы оставить моим друзьям эту память обо мне. А кроме того, если ценят изображения достойных граждан, то любознательность иногда заставляет добиваться портретов великих преступников, что служит к увековечению ужаса их преступлений; если вы соблаговолите оказать внимание моей просьбе, то, пожалуйста, пришлите ко мне завтра художника — специалиста по миниатюрам…»

17 июля 1793 года отважная террористка взошла на эшафот. Показав по обычаю того времени толпе отрубленную голову, палач дал ей пощечину. Профессиональные историки разделились, со свойственной им объективностью описывая реакцию зрителей: одни пишут, что толпа одобрительно заурчала, другие — что напротив, глухо возроптала. Не так уж это и важно для той, чья голова полетела в корзину. В 1889 году череп Шарлоты был представлен на всеобщее обозрение на Всемирной выставке во Франции.

Посмертные маски Марата и Робеспьера

На посмертной маске Марата читается странное выражение иронической муки. По силе производимого впечатления эта маска уступает лишь маске, снятой с отрубленной головы Робеспьера: какое-то высшее, неземное спокойствие запечатлено в навеки застывших чертах Неподкупного.

Похороны Марата были превращены в грандиозное действо. Главным оформителем стал знаменитый Давид. Сердце Друга народа, заключенное в украшенный драгоценностями сосуд, со всеми необходимыми торжественностями присвоили себе кордельеры; урну массивными цепями подвесили в центре потолка в том зале, где проходили заседания клуба. Якобинцы также претендовали на сердце Марата, но их опередили. «В стенах этого клуба мы сохраним если не сердце, то дух усопшего» — нашлись они.

После своей смерти Марат, как и следовало ожидать, сделался предметом культа. Как и следовало ожидать, культ вскоре был развенчан; такова участь любого героя, вне зависимости от того, что он содеял, — ибо племя человеческое непостоянно и вероломно, тому в истории мы тьму примеров слышим. Уже после Термидора, в 1794 году, прах Друга народа торжественно перенесли в Пантеон. Одновременно из пантеона вынесли останки другого титана революции, графа Мирабо, выбросив их на кладбище, на котором хоронили преступников. Нужно ли говорить, что останки самого Марата покоились в Пантеоне самое непродолжительное время. 26 февраля 1795 года их постигла такая же участь; окончательного погребения Друг народа удостоился на близлежащем кладбище святой Женевьевы, от которого ныне не осталось и следа. «Слепой народ, не имеющий руководителей! Народ не рассуждающий, который ведут, куда хотят, ловкие мошенники! Глупый народ, неспособный учиться в школе бедствий, для которого всегда проходят бесследно уроки опыта! Народ ребячливый, который любому наглому фокуснику всегда удается посредством глупой сказки отвлечь от мыслей о своем благе, даже среди общественных бедствий!.. Достаточно, значит, позабавить тебя, чтобы снова посадить тебя на цепь». Also sprach Marat.

Назад Триумф Приложение. Страшные пророчества Казота и Кондорсе Вперёд